мне всегда так странно, когда люди спокойно говорят о вещах, которые для меня являются самым страшным и темным. может быть это и хорошо. но я не знаю что отвечать, когда девочка с которой я работаю говорит:
— да у меня просто рпп, я не могу смотреть на эти тортики.
или когда незнакомый парень показывает мне свои шрамы и говорит:
— ой, ахах, понимаю тебя.
я не думаю, что эти вещи должны замалчиваться. но мне всегда тяжело, когда от меня просят ответной откровенности. я никогда не обсуждаю своё рпп со знакомыми, иногда вскользь упоминаю это при друзьях, которые и так все видели и знают. я сама редко об этом думаю и веду себя так, будто бы со мной ничего такого не происходит и не происходило. я даже редко пишу тут об этом. не знаю насколько это правильно. могут ли мои друзья говорить, что по-настоящему меня знают, если они не посвящены в такие вещи обо мне. мы в компании с теплом вспоминаем последний год учебы в школе, я обожаю пересматривать те фотографии и рассказывать смешные истории. но мы настолько погрязли в любви к тому отрезку времени, что я забываю насколько тяжёлым он был лично для меня. я пропустила первый триместр 11 класса, потому что лежала на кровати в депрессии. я правда просто лежала и плакала, ела чипсы, спала по 20 часов. это был первый год твоей смерти. тот год, когда я настолько мучилась с окр, что просто не могла сидеть на алгебре спокойно. тот год, когда я бесконечно худела, но все равно стала толстой из-за антидепрессантов. самое ужасное время в моей жизни. наполненное тёплыми посиделками с друзьями, тусовками в клубах, настольными играми, подготовкой к выпускному. 365 дней самых крутых наших совместных воспоминаний, зенита нашей лучшей дружбы. но ведь хорошее так сильно перебивает плохое.